Тимченко Александр Петрович

Из памяти моей ты унеси меня,
Из плена моего, что хуже тлена.
То пепел прошлых лет в моих струится венах, –
Укрой своим огнем от черного огня.

Но как похоронить? Ужель с предсмертным стоном?
И обращая в прах на тяжких жерновах,
Что прежде гимном пел, летит печальным звоном
И мессою звучит на тех похоронах.

Поблекшие тона под сводами собора –
Не обновятся вновь былые образа.
В развалинах лежит цветущий прежде город.
Под утро я умру, закрой мои глаза.

20 сентября 87.

Я попрошу Вас о немногом...
К моей мольбе не будьте Вы глухи!
Позвольте мне о Вас молиться Богу
И посвящать свои стихи.

Еще такого не бывало –
Презрев веселие ночей,
Ищу в разгаре блеска бала
Уединенья у свечей.

И, замерев пред образами,
Не поднимая головы,
Беседую пред Богом с Вами
В том храме, где молились Вы.

В узорах кованой ограды
Ваш сад застыл, как изумруд.
Мне случай даровал награду,
Когда Вы появились тут.

Пускай покажется Вам странным,
Но вот уже немало дней
Найти пытаюсь неустанно
Ваш вензель в кружеве ветвей.

Меня заставили страдать Вы,
Когда блуждая меж стволов,
Вас закружил, касаясь платья,
В своих объятиях Эол.

На Вас все взоры в восхищеньи,
Блестящих кавалеров круг,
Но от такого поклоненья
Вы не теряете подруг.

Судьбы прекрасной баловница,
Вас, верно, ангелы хранят!
Вокруг смеющиеся лица –
Но нету среди них меня.

Позвольте улететь мечтами
В прекрасный вдохновенья час,
В век девятнадцатый мне с Вами,
Позвольте выдумать мне Вас.

Прошу простить великодушно,
Что исповедуюсь я Вам,
Но для Актера зритель нужен
И нужен слушатель словам.

И в этот век рациональный –
Кто виноват, что он таков?
Чуть-чуть фантазии и тайны
Мы просим у судьбы тайком.

март 1987 г.

Зимою, в тот далекий год,
Поземка нитями струилась
И нам под ноги гололед
Осколком зеркала стелила.

День был окутан как туманом
Белесым светом января.
Старательно и неустанно
Он снегом город обрамлял.

Вдоль улиц, снегом занесенных,
Вдоль старой крепостной стены,
Между деревьями по склону,
Не торопясь, бродили мы.

И вспышкой озарится память,
Как в занавесках серых туч.
В притихшем небе плыл над нами
И таял солнца краткий луч.

И это было так недавно,
А ведь прошли уже года.
Друг друга медленно и плавно
Сменив, уплыли навсегда.

Но в ночь, горящую свечами,
Случайно опустив глаза,
Среди ветвей вдруг замечаю –
Горит смолистая слеза.

Когда под снегом город тонет,
Качаясь в белой колыбели,
Свои пушистые ладони
Ко мне протягивают ели.

3 июня 1987 г.

Мне Ваша холодность мила,
Хотя я от нее страдаю,
Хоть дальний свет не обжигает,
А лишь касается меня.

  Он лишь касается меня.
  Но с восхитительною болью
  Ваш свет, хоть не зовет с собою,
  Но и не гонит от себя.

Предоставляя мне права
На бескорыстное служенье,
Во взгляде, прячущем смущенье,
Читать печальные слова:

  "Прошу, замрите вдалеке.
   Не потревожьте, Бога ради,
   Дорожки лунной на реке,
   Застывшей на зеркальной глади.

Тепла не ждите от меня.
Вас на заснеженных просторах
Луна сквозь ледяные шторы
Согреет более, чем я."

  Мне Ваша холодность мила,
  Хотя я от нее страдаю.
  Но все равно я повторяю:
  Мне Ваша холодность мила.

И в этом сумраке теней
Пускай молитва Вам поможет
Печалей Ваших не умножить
Воспоминаньем обо мне.

2 июня 1987 г.

На тех перекрестках, где ваших следов не найти
И самым внимательным, точным и пристальным взглядом,
Когда мне случалось по этим дорогам идти,
То я проходил этот путь с Вами мысленно рядом.

Я шел, избегая на Ваши следы наступать,
Как будто – цветы или хрупкого льда арабески,
Как будто движеньем неловким могу повлиять
И сдвинуть на чаше весов у Судьбы разновески.

А если, внезапно, вдали поутру торопливо
Мелькал силуэт, отделенный от многих рядов,
То значило – день для меня начинался счастливо,
Я шел позади и чуть слева от Ваших следов.

И вдоль многоточия Ваших следов – невидимок
Под кронами лип, по асфальту тенистых аллей,
Пунктиром ложась невесомо, неслышно, незримо,
Другие следы пролагали свою параллель.

Я вас ожидал в кружевном обрамленьи альтанки
Во время блестящих аккордов весенних приветственных гроз.
Но, вьющихся струнами струй кабошонной огранки,
Мы были расколоты вдоль и разбросаны врозь.

Из книги судéб как-то выхватил пару страничек,
Они разлетелись по свету – лови на ветру!
Теперь с синевой горизонта Ваш парус граничит,
Я не дозовусь и оргáна лавинами труб.

Где теплое море ленивой ладонью ласкало
В полуденном зное замшелые лбы валунов,
Мой крик улетал к парусам уплывающим алым,
И падал он эхом отвергнутым вновь.

Из брызг янтаря мимолетности четверти взгляда,
Что море на берег плескало прозрачной волной,
Я четки низал на извечную нить Ариадны,
И как драгоценность носил ожерелье с собой.

В той дивной стране, где сплелись в невозможный орнамент
Декабрь и июнь неделим, и апрель с сентябрем,
Наверное, там оказался бы я рядом с Вами,
Но в эту страну мы теперь уже не попадем.

В чем Вас упрекать суесловью досужего вздора?
Не дам основанья ни шагом своим, ни лицом.
Был Вами пленен, Незнакомка, но не суждено нам,
Разомкнутость рук замыкается Вашим кольцом.

Февраль 1987 г.

До вас пусть эхом долетит,
Кружась по замку прихотливо,
Пускай в мелодии звучит
Размеренный рефрен речитатива.

Пускай кружится лунный свет
Мелодиями призрачных хоралов
Над городом, где улиц нет,
Есть только номера кварталов.

Сюда не вырваться письмом,
Ни телеграммою короткой.
Здесь не разрушит сна заслон
Тревожно трель междугородки.

Здесь глаз всевидящий меня
На страшном лишь суде отыщет.
Изведав жаркого огня,
Я обращаюсь в пепелище.

Не скроет эту черноту
И белых плит каррарский мрамор.
Ушедшему за ту черту –
Пусть тучи проливают траур.

Пускай все это скроет мрак
Без эпитафий на граните.
Вы в памяти мелькнувший знак
Мгновенья боле не храните.

***

Сестра моя, твой шелковый платок
Ограда и последняя награда.
Ты опусти его на бугорок
И реквием любви взлетит над градом.

Над серым холмиком земли
Сплелась зеленая ротонда.
Далеким голосам внемли –
Вот колокол плывет за горизонтом.

Храня молчания обет
Застыли вдоль аллеи мирты...
Последний кадр. Зажегся свет.
Конец. Мелькающие титры.

Январь 1987 г.

Мне хочется побыть наедине
Со звуком отдаленным клавесина.
И со свечой, что плачет обо мне,
Мне хочется побыть наедине.

Мне хочется услышать одинокий
Скрип снега в тысячной толпе.
Не подавая вести о себе,
Мне хочется услышать одинокий.

Мне хочется в музейной тишине
Войти в картину в итальянском зале.
Чтобы меня на ней Вы не узнали,
Мне хочется в музейной тишине.

Мне хочется в далекую страну.
Под звуки затихающих мелодий,
Которые меня от вас уводят,
Мне хочется в далекую страну.

12.1986 - 01.1987 г.

Ни подписи, ни имени, ни даты;
Конверт без указанья адресата.
Отрытое любому дуновенью,
Приди, мое письмо, по назначенью.

Приди, мое письмо. Бумага в клетку.
Как птица, опустись на ветку.
Рукам доверься, что тебя возьмут.
Пропой им весть, которую не ждут.

Хотя, увы, не блещешь опереньем,
Порадуй взор хотя бы на мгновенье.
Но не буди уснувшую тревогу –
Тебе не одолеть обратную дорогу.

30 декабря 1986 г.

В лучах холодного заката
Блистало золото крестов.
Ловили лики Ваши взгляды,
Но отблеск я ловил потом.

Не сказанных имен и слов
И душ, и дум, и устремлений,
Все осенил своим крестом
Святой Кирилл, как добрый гений.

Рванулись в сумраке теней
Страданьем радостным и гневом
В одной упряжке шесть коней,
Летя к неведомым напевам.

Летели трели к ликам белым,
Сливался вместе звук и лик,
Внимали чутко тем напевам,
Рожденным в этот краткий миг.

Жар миража и мира жар,
И слова звук, и в звуке слово...
С душою встретившись, душа
В разлуке уж не будет снова.

И не прошу я ни о чем –
Лишь только в звуке длись мгновенье
Прекрасной тайною имен
Нежданной встречи упоеньем.

октябрь 1985

Печальное чело, виолончельный взгляд.
Над струнами души провел черту смычок.
Гармонии аккорд в каком регистре взять?
В каких тонах Её мелодия течет?

Как вас зовут? Зовущие глаза...
Какое имя мне произнести в печали?
Какие облака - мечты - Вас облачают,
А голос Ваш вплетен в какие голоса?

Молчание храня, храните от надежды,
Пускай не ранит Вас мной оброненный взгляд.
Звенящая звезда, мрак осветив кромешный
Сошла по облакам в укрытый снегом сад.

Прекрасные глаза усталый свет струят.
Печальное чело, виолончельный взгляд.

28 декабря 1986 г.

Am               E7
Ах, какая кутерьма!
                  Am
Мебель двигают в квартире.
                 E7
Вот бы чуточку пошире
                 Am
Нам бы делали дома.

   A            Dm(D7 D6)
Да и этот дом хорош.
  G      G7      C
Обитатели квартиры
   Dm           Am
Суетятся перед пиром,
E7             Am
Разменяв последний грош.


Облысел наш календарь.
Лишь волосик на затылке.
Время крохотным обмылком
В Лету кануло и вдаль.

Слышишь, слышишь, год идет,
Слышишь, слышишь, год уходит.
Мы с тобой его проводим
До двери и до ворот.

Снова лезь на антресоль,
Становись на табуретку.
Ах, бывает это редко,
Так ведь в этом-то и соль.

Пыль садится на очки,
Забивается дыханье,
К исполнению желанья
Троекратное "Апчхи!"

Ах, откройся, сундучок,
И сокровищами брызни,
Ведь бывает радость в жизни,
Но до времени – молчок.

Стрелки станут в караул,
Замерев на циферблате,
Как линейный на параде.
В ожиданьи смолкнет гул.

В полумраке синих крон
Спят малиновые звуки
И сплетают наши руки
Наши души в унисон.

Ах, как светятся глаза,
Как мы радостно беспечны!
Юны, счастливы и вечны
И для нас сияет зал.

Мы шампанское – бабах!
Ничего, что вдребезг люстра.
Пусть у нас не будет грустно
На житейских берегах.

Этот елочный дурман,
Перемешанный в бокале...
Что бы мы ни загадали
Санта Клаус скажет: "Дам".

Залетит он к нам домой.
Ну а если он в запарке,
Все равно пришлет подарки,
Только форточку открой.

Потому что в этот час,
Час, единственный на свете,
В этот час смеются свечи,
Оплывая ради нас.

Елка, дождик, серпантин,
Конфетти, хлопушки, маски.
Мы опять вернулись в сказку
И не хочется уйти.

Эта сказка без конца.
А рассвет у нас в 7-30.
Значит надо торопиться,
Чтоб дослушать до конца.

Дорогой товарищ наш,
Милый друг многопрограммный,
Расскажи, как на Багамах,
Чтоб захлебывались аж.

Мы не "новые" – увы,
А, быть может, это к счастью.
Мы остались малой частью
Среди этой суеты.

Мы про елочку споем,
Мужичка с лошадкой вспомним
И завалимся на дровни –
Пусть везет за окоем.

Собрались мы все сюда
Веселиться до утра ведь.
Разрешите вас поздравить
С Новым годом, господа.

14–15 декабря 1996

Летний день, с утра, в субботу
Папа мой не на работе,
Мне не надо в детский сад.
Очень этому я рад!

Солнце в небе ярко светит.
Я соскучился по лету.
Солнце греет и печет
Даже очень горячо.

Припекает, как на печке.
Ну, скорей пойдем на речку!
На Днепре же, в Гидропарке
Нам не будет очень жарко.

И остудит летний зной
Днепр прохладною волной.
Окунемся с головой,
Я нырну, и папа мой.

Плавать весело, прекрасно,
Баттерфляем, кролем, брассом.
Но пока что я удачно
Поплыву и по собачьи.

С папой плавали, ныряли
Даже чуточку устали.
Папа мне сказал: «Дружок,
Не пора ль на бережок».

На песке горячем ляжем
В Гидропарке мы на пляже,
Ляжем на животики,
Как морские котики,
Или словно ящерицы,
По песочку тащимся.

А потом построим замок.
Башни вверх поднялись прямо,
Только замок наш пока
Будет сделан из песка.

Налетит потом цунами,
Город скроет под волнами
С башнями и пушками,
Город наш игрушечный.

А потом опять, опять
Будем плавать, загорать.
Запастись на зиму летом
Надо ультрафиолетом.

Кожа будет цвета бронзы,
Вот что сделает с ней солнце!
Дарит солнце в летний день
Витамин полезный «Д».

Скажем мы зимой простуде –
Уходи-ка ты отсюда!
Если ноги промочу,
Не пойду уже к врачу.

Фарингит и ларингит
Будет солнышком убит.
Это солнышка лучи
Прогоняют всякий чих.

Ветерок приятный веет,
Ветви ивы словно веер,
Шепчет ласково волна –
Приходи еще сюда.

Мы придем через неделю,
Если мы не надоели.
До свиданья, до свиданья,
Нам пора идти домой –
Я иду и папа мой.

Мы с Валерочкой вдвоем
Замечательно поем

Говорит сыночек мой –
Папа, песенку пропой,
Или лучше вместе
Будем петь мы песни.

Припев:

Где живут все песенки?
Вот на этой лесенке:
До, ре, ми, фа, соль, ля, си,
Всё споют, лишь попроси.

Про большой секрет споем
Мы под музыку вдвоем,
Про лошадки, облака –
Кучерявые бока.

Припев:...

Про вагончик голубой
Пропоем сейчас с тобой,
И над полем закружится
Пластилиновая  птица.

Припев:...

Дворник злой в лесу зеленом
Подпевает  баритоном.
И сейчас для нас Антошка
Заиграет на гармошке.

Припев:...

Метроном считает такт
Словно часики тик-так,
Чтоб оркестр взял верный тон,
Дирижер взял камертон.

Припев:...

Нотный стан – вот пять линеек,
Нотки – стая канареек,
Или, может, соловьев,
Ну, давай им подпоем.

Припев:...

Нотки выстроились в ряд,
Словно вышли на парад.
Ключ скрипичный встал в начале,
Три-четыре и – начали.

Припев:...

Саночки-салазки,
Вот такая сказка.

Две полосочки, фанерка,
А на саночках – Валерка.
И со снежной горки вниз –
Ну, Валерочка, держись!

Санки мчатся, снег искрится,
Ветер веет прямо в лица.
И сыночек с папочкой
Вниз летят на саночках.

Санки прыг на бугорке, –
Лишь веревочка в руке.
Папа с сыном кувырком
Покатились далеко.

Смотрят оба – не поймут,
Как же так, ведь были тут?
Где же наши саночки,
Саночки-бегляночки?

Покатались, посмеялись
И в снегу накувыркались.
А теперь пойдем обратно,
Запрягайся в сани, папа!

И-го-го, лошадка, трогай!
Помаленьку, понемногу
Мы поехали домой,
Сани – транспорт гужевой.

Лыжи камусом подбиты
И пойдем мы к иннуитам.
С островов Шпицбергена
Их не видно с берега.
Только плавают киты
Среди этой темноты.
Далеко за океаном
Там построен домик странный,
Без углов он и без окон,
Там, в Гренландии далекой.
Это иглу – дом из снега,
Снег для иглу – не помеха.

Мы во сне в одну минуту
Побывали там как будто,
Обошли за полчаса
Все земные пояса.
Только стрелки станут вместе,
Мы окажемся в том месте –
В каждом доме будет праздник,
Хоть дома все очень разны.
Мы с тобою в нашем доме
Тоже праздник свой устроим.
Карнавалу-маскараду
Папа с сыном будут рады.

Посмотри на календарь –
Вот декабрь, январь февраль.
День короткий, ночь длинна –
Девяносто дней зима.
Но декабрь, хоть и угрюм
Елку вручит январю.
И всю землю обойдет
Зимний праздник – Новый год.
И о празднике об этом
Вспоминать мы будем летом.
А пока ложится снег
Тихо-тихо, как во сне.

Вот приходит тетя Ночка,
Засыпай, сыночек мой,
Закрывает нас платочком –
Папа рядышком с тобой.

Тихо сон приходит сказками,
Правый глазик уже спит.
На серебряной лошадке
Месяц по небу летит.

И достанет тетя Ночка
В этот тихий поздний час
Из волшебного мешочка
Всем сониночки для глаз.

Засыпаленки рассыплет
Под подушку на кровать
И шепнет она с улыбкой,
Что Валере надо спать.

Баю-бáюшки-ба́юшки
Как тепла, мягка кровать,
И пушистая подушка
Уговаривает спать.

И теперь журавлик белый
В белом облаке летит.
Вот закрылся глазик левый,
Правый глазик тоже спит.

Сон погладит по ресничкам,
Сладко спи, любимый сын.
Он подарит тебе птичку
Удивительной красы.

Если птичку ты поймаешь,
Будет все у нас с тобой.
Эта птичка, понимаешь,
Называется Любовь.

Я катаюсь на качелях.
Поначалу еле-еле,
А потом все выше,
Так что видно крыши.

Может, это снится –
Я лечу как птица.
Еще выше, я прошу,
Только дайте парашют.

Я летаю на просторе
Над горами и над морем.
Мне теперь всю землю видно,
Выхожу я на орбиту.

Мы в ракете полетим
Вдаль по Млечному пути,
И в созвездье Лебедя
Полечу немедля я.

Папа, папа, посмотри,
Видишь – звездочка горит,
И лучами светится
Малая Медведица.

У созвездья Гончих псов
Попрошу немножко:
«Дайте звездочек – усов
Для созвездья Кошек».

Но пора нам возвращаться,
Приземляюсь на площадку.
Хорошо летал сыночек
Но скучал без папы очень.

Валерочка ложится спать

Ночь гуляет за окном
И приходит в каждый дом.

Принесла сониночки
На подушку сыночке,

Развязав большой мешок –
Вот возьми, мой малышок.

Вот сониночки для глаз,
Чтобы в этот поздний час

Все реснички, как сестрички
Взялись за руки сейчас.

Вот сониночки для пальчиков,
И для девочек и мальчиков.

«Тетя Ночка, расскажи»,
Тихо шепчут малыши, –

«Чтобы стали мы умны,
Как ты делаешь нам сны?»

Отвечает тетя Ночка:
«Спите, дочки и сыночки.

Папа с мамой у кроватки
Пожелают снов вам сладких.

Закрывайте крепче глазки
И во сне смотрите сказку.

Чтоб не слышен был вам шум,
Я вам сказку расскажу:

Ваши зайчики и мишки,
Ваши львята, ваши мышки,

Чтобы к вам прийти во сне,
Помогать согласны мне.

Я им тихо прошепчу
И во сне вас научу.

Чтобы утром стали вы
Веселы, умны, сильны.

Чтобы было все в порядке,
Спатки-спатоньки, ребятки.

Ша-ша-ша, шу-шу-шу,
Я до завтра ухожу.

Утро светлое приходит
Ясный день зовет с собой,
И в веселом хороводе
Мы закружимся с тобой.

Просыпайся постепенно,
Кулачком глаза протри,
Без капризов и без лени
Прыг с кроватки – раз, два, три.

Просыпается зайчонок,
Он играть с тобою рад.
Лев большой и малыш львенок
«С добрым утром!» говорят.

Вместе с радостным рассветом
Протрубит труба подъем.
В день любой – зимой и летом
Мы веселые встаем.

День настанет – значит снова
Начинается игра.
Мы на старте, мы готовы,
Утро новое – УРА!

Утром с Валерочкой смотрим из окна, как идет снег

Ночью снег пришел к нам в гости,
На ветвях повис он гроздью.
Зимней ночью длинною,
Белой пелериною,
Кисеею-кружевом
Позамел, запуржил он.
Насугробил снега кучи,
Словно шапки нахлобучил.
Лег повсюду белый-белый
Пух холодный, пышнотелый.
«С первым снегом», – говорю я,
И о лете не горюю.

Здравствуй, матушка – зима,
Батюшко – Морозко.
Ты со снегом к нам пришла,
С холодами грозными.
Кто трещит в бору-дубраве
Ледяною россыпью?
То Морозушко сам правит
Тройкой в санях-розвальнях.
Хура-вьюга-завирюха,
Кружится метелица,
Хоть седая, как старуха,
Да резва, как девица.

Мой любимый, мой милый, мой Симба, мой львенок,
Мой смешной ненаглядный пушистый комок
Заурчал, зарычал, замурлыкал спросонок.
Спи спокойно у мамы на лапе, сынок.

Ты проснулся и в брюхо мне тычешься мордой,
Я сынка-сосунка накормлю молоком.
А когда ты наешься по самое горло,
Я умою тебя от усов до хвоста языком.

Этих шорохов, звуков боятся не надо,
Пусть тебя, мой малыш, не тревожат они.
Это слон чешет бивни о ствол баобаба
И трубит, призывая слониху к любви.

Мы бесшумно пройдем потаенной тропою
Ближе к ночи, когда шум в саванне затих.
И когда антилопы придут к водопою,
Мы всем прайдом охоту устроим на них.

Ты пройдешь горделиво по всей Серенгети,
Побеждая врагов и не ведая бед.
Твоей гривой роскошной играть будет ветер.
Сорок тысяч удачных охот, сорок самок тебе.

Спи, сынок, ночь саванну прохладой укрыла,
Скоро папа с добычей с охоты придет...
И говядину, сбрызнув ее рыбьим жиром,
В нашу клетку дежурный смотритель швырнет.

"Монолог летней елки" был написан по заказу Валеры. Он как-то спросил:"А что делают новогодние елки летом?" Сия мысль запала Саше в душу, так и появился Монолог..... Но стихи к детским отнести нельзя.

Этот знойный июль, это солнце приклеилось к небу...
Вот о чем я мечтаю уже много дней, много дней,
Я признаюсь лишь вам, ах как хочется, хочется мне бы,
Чтобы вы хоть на миг, хоть на миг прикоснулись ко мне.

Я же здесь, на виду, вы не видите или забыли
Вы спешите куда-то, меня обойдя стороной.
Я, конечно, плоха, мои ветви осыпаны пылью,
А не снегом искристым, как помните, было зимой.

Будет август еще и меня до конца иссушая...
И когда умываюсь я летней внезапной грозой,
Все равно, все равно, все равно никому не нужна я
И я плачу украдкой янтарной душистой слезой.

Но потом, в декабре, а всего-то пройдет лишь полгода,
Я обид ведь не помню и зла никогда не таю,
Вот тогда, вот тогда, за неделю до Нового года
Как вы нежно сожмете зеленую ветку мою.

Наконец, наконец, вот и вспомните все вы,
Без меня, без меня будет праздник веселый не раз.
Наряжайте меня как принцессу своей королевы,
Как для принца надену я свой подвенечный наряд.

Ах как хочется мне нарядится в серебряный дождик,
На макушку надеть золотую в алмазах звезду,
И от счастья смеяться. и петь, задыхаясь, до дрожи.
В новогоднюю ночь, обещаю я вам, я приду!

Не бывает Снегурочек летом,
Дед Морозы не ходят гурьбой.
Это в августе письма летят без ответа,
Чтобы к нам в январе возвратиться с гостями домой.

Переменки звонок не звенит еще долго и долго,
Но на школьном дворе уже падает, падает снег.
Окна в классе – мы настежь – а ветер холодный и волглый
В чисто белую радость зовет неотвратно нас всех.

Снеговик – нос морковкой, глаза угольками,
Извини, если можешь – мы летом купались в пруду.
Летом снега найти – нам не дали домашних заданий,
Но теперь же ты здесь, среди нас, среди нас – а мы тут.

Мы ведь в этом июле, а там, далеко, в Антарктиде,
Где меж айсбергов синих пингвины хранят пингвинят,
Ах, как хочется мне оказаться бы там, рядом с ними.
Снеговик, будем вместе с тобою, с тобой – ты и я.

Я расстанусь с тобой в конце марта – начале апреля,
Но я буду с тобою – ты глупым наветам не верь.
Эта зимняя сказка на белом листе акварелью
Нас спасет и поможет ее темно-синяя тень.

Будет снова зима, ведь я знаю, я знаю, я знаю.
Крепость снежная, санки и лыжи, коньки.
И стоит Снеговик во дворе, он как будто не таял,
И снежинки летят, поцелуем касаясь щеки.

Кто сказал: "На смертном óдре
       мысль угаснет вместе с телом"?
Нет! Она воспрянет снова
       новым словом, новым делом.

Губ опавших, рук усталых,
      кисти, лиры, мысли, слóва.
Есть кому принять наследье
     и звучать заставить снова.

Кто неудовлетворимой
      жаждой творчества проникнут –
Да твори! И пусть шедевры
     под рукой твоей возникнут.

Если мысль в победном взлете
     поднялась над всей землею,
Больше счастья во вселенной,
     уверяю, не найдете.

Свет внезапных озарений,
     мысли взлет к вершинам знанья,
И стремление к познанью
     всей основы мирозданья.

Это высшее блаженство
    испытать сумеет каждый,
Если он в свое творенье
    душу всю вложил однажды.

Все, что создано веками,
    всех времен и рас творенья –
Все шедевры мира, слышишь,
                                     человек,
    поют твой гений.

Что день вчерашний сжег дотла,
Сегодня понял я и удивлен немало,
Что есть возможность у меня
Не вышло что – начать сначала.

Что, слава богу, не конец.
Есть утро – добрых снов венец.

И будет день хороший тоже,
И вечер даст отраду дню,
И ночь, в ветвях укрывшись, сможет
Полюбоваться на зарю.

То, что сегодня я могу
Вчера б уметь был рад.
Сегодня в будущее – мглу
Детей глаза глядят.

Желанья завтрашнего дня
Увидеть не сумел.
А больше загадать вчера
Я попросту не смел.

Явись же «завтра» мне сейчас,
Но подожди до завтра,
Чтобы мечтанья в этот час
Назавтра стали правдой.

Не только первый сложен шаг.
Второй и третий так же сложны.
Упал – не плачь, ведь на пути
Всегда падения возможны.

Не лезь на четвереньках, встань,
Освободи для дела руки,
Пройди учение скорей,
Паденья – горький курс науки.

На камни будешь падать много,
В грязи прилипчивой идти.
Лишь при ходьбе окрепнут ноги,
Научишься  ходить – лети.

Где-то, быть может, лето,
     быть может осень или весна.
Но что зимой увидишь? Увидеть
     можно лишь в снах.
Кто-то рассыпал звезды ночью
     звонкие как хрусталь.
Этот кто-то, щедр, видно, очень –
     столько звезд ему не жаль.

Кружевами тонких веток
    шьет наряд себе зима.
Все деревья в мягкий иней
    разукрасила она.
И снегурочкой из сказки
    принаряженная ель
Выйдет – и споет и спляшет,
    топнет ножкой на метель.

Снег – он засыпал смехом
    и дразнит эхом в пустых лесах.
Время остановилось, завязли
    стрелки на часах.
Можешь ли ты поверить
    детской сказке, чудесам?
Хочешь верь или не верь мне,
   но я все это видел сам.

1973-74 г.

Крест золотистый, белые стены,
Двери на ржавых петлях скрипят.
Ветер – к заутрене, солнце – к обедне
На колоколенке тихо звонят.

Как пономарь монотонно и чинно
Дождь отходную читает зиме,
А журавлиная песня старинная
С каждой минутой сильней и сильней.

Последний ледок зимнего сна
Первой капелью ломает весна.
Терпким дыханием светлых лесов
Зимушку в погреб взяла на засов.

Пар над полями, грачи в борозде,
Вместо метели – капели весь день.
Скоро укроется листьями лес.
Сколько же можно за день чудес?

1973 г.

Я однажды ночью лунной
Вдруг услышал голос света,
А под шапку прямо в уши
Осторожно шепчет ветер.

Ты послушай, как играет,
Ты прислушайся – услышишь
Фортепиано длинных лестниц
И кларнеты труб на крышах.

Ксилофоны всех сосулек,
Водосточных труб органы –
Ты послушай – зимний вечер
Веткой бьет по барабанам.

Я симфонию услышал
В тишине ночных дворов.
И ноктюрн играет скрипка
Телефонных проводов.

А наутро я проснулся,
Подошел к окну и замер.
Кто-то ноты на балконе
Для меня в снегу оставил.

Записали эти ноты
На снегу синицы следом.
Композитор – зимний холод,
Дирижер оркестра – ветер.
   
1972 год

Впереди стоит безмолвная рать,
Глетчера тут вечерами горят.
Ну скажите, что так манит ребят
Свои судьбы этим льдам доверять?
Кроме нас, тут не единой души,
Только души тех далеких вершин.
И отточены на каждую жизнь,
Там ледовые сверкают ножи.

Мелодично звякнет сталь, звякнет сталь,
Драгоценностью негаданно став.
Не сменяем мы на желтый металл
Фиолетовый титановый сплав.
Мы базальты будем крючьями сечь,
Спеленаем горы связками в сеть.
Ведь не зря договорились мы все
Эту гору одолеть, одолеть.

Обласкает нас буран, а не бриз,
Над тропой налепит снежный карниз.
Обрывает притяжение вниз,
Со скалою обнимись, подержись.
За палатками гуляет пурга,
Нанесет за ночь снегов облака.
Но ту гору, что стоит высока,
Мы измерим эталоном древка.

Вымеряя каждый шаг, каждый шаг,
Перевалу ставим шах, ставим шах.
Метрономом бьется сердце в ушах
И обвязку разрывает душа.
И хотя ты бесконечно устал,
Каждый шаг твоей победою стал.
Шепчут словно заклинанье уста:
"Перевала покорись, пьедестал".

Мы не зря в такую даль забрались,
Та вершина, что над нами – наш приз.
Кто-то скажет, – "что за странный каприз?",
Только в этом наша жизнь, наша жизнь.
Нам недешево достался успех
В том краю совсем особых утех.
Кулуары копят снег, копят снег,
А мы снова смотрим вверх, смотрим вверх.

Август 1987.

Пропоем мы вам сейчас куплеты.
Вы не будьте к нам излишне строги.
Это ведь не выдумка, не враки,
Это песенка про ноги.

Собравшись в поход идти далекий,
Нагрузив три пуда в "абалаки",
Тренировки проводи в овраге,
Чтобы крепче стали ноги.

Не сидим в трехкомнатном остроге,
Пусть поет с экрана Тынис Мяги.
Мы по кальке вычертили кроки –
И в тумане тают ноги.

На камнях и на болотах топких,
В устьях рек и до самих истоков
Очень много всевозможных знаков
Оставляют наши ноги.

По тайге шатаясь одиноко,
Если вы провалитесь в берлогу
И медведь полезет с вами в драку –
Уноси скорее ноги.

Пережить воздушную тревогу,
Если комары пойдут в атаку,
Кремы, мази очень вам помогут,
Тонким слоем смажьте ноги.

Одолели бурные пороги
На плоту, в байдарке и каяке.
Мы замерзли очень и продрогли,
Но не намочили ноги!

Поднимайте кливера и фоки,
Развевай на мачтах, ветер, флаги!
Утром солнце встанет на востоке,
Обогреет наши ноги.

В реках и озерах синеоких
Мы поймали рыбы очень много.
Там на дне сидят такие раки –
Берегите ваши ноги.

На Кон-Тики и на Аку Аку
С Хейердалом жрали осьминогов.
Пинту джина и три литра браги
Только б выдержали ноги.

Покоряли мир пещер глубоких,
Мы теперь с тобой спелеолóги.
Это что мелькает там во мраке?
Ну конечно, наши ноги!

Прошагав долины и отроги
Напрямик, не ведая дороги,
В горы прут безумные маньяки.
Как у них устали ноги!

На маршрутах темп держи жестокий.
Проявляя чудеса отваги,
На турбазу чтоб вернуться к сроку,
Вспомни, как мы рвали ноги.

Мчались, словно гончие собаки,
Сбросив десять килограмм в итоге.
Только на коротких бивуаках
Отдыхали наши ноги.

Ошалев от этой суматохи,
Об одном мечтали бедолаги –
Не нужны нам райские чертоги,
Лишь бы в спальник сунуть ноги.

А когда дошли до Карадага, –
К черту рюкзаки и альпенштоки.
И туристов шумная ватага
В море окунула ноги.

Там где не проедет даже багги,
Где от дельтаплана мало проку,
Курс проложат, словно по бумаге,
Тренированные ноги.

На морозе щеки словно маки,
Мы не неженки, не недотроги.
Ходим мы в пуховых анораках,
И у нас не мерзнут ноги.

На вершинах снежных и высоких
Мы стоим, как на Олимпе боги.
И пускай пижоны все во фраках
Поцелуют наши ноги.

Мы хотим весь мир рукой потрогать,
Прошагать сквозь греки и варяги,
И дворцов роскошные бараки
Не заманят наши ноги!

Март 1987

Говорят, с лица водицы не пить.
Зря теряешь, мол, года.
Бьется рыбкой в сердце ярая прыть
В ятеря да в невода.

Реки, омуты, синь-море-океан –
Переливчата вода.
Сколь не пей ее – не хмель, не дурман,
Никогда не будешь пьян.

Пригубить, глотками жадными пить,
Чтоб устами в хрустали.
Поспевала б только чашу налить,
Буду пить без устали.

Ой, ты, зелено вино, пена-хмель,
Заплетается лоза.
Не язык, не ноги – с сердцем теперь
Заплетаются глаза.

Мне б хотя бы половину глотка –
Утоли и освежи.
Только жажда так моя велика,
Не напиться за всю жизнь.

Ой, веселие, вино-виноград,
Я бы с милого лица,
То ли мед, да то ли яд пить бы рад,
От венца и до конца.

Где, в каких подвалах и погребах
Бочки полнятся вином?
Виночерпий на моих, на пирах,
Наливай, не экономь.

Это небо шлет великий свой дар,
Вьется радужная нить.
Принимаю, чтоб до капли испить,
Чашу, полную всех чар.

Вот уж вовсе непонятно откуда придумалась, но точно, Сашина.

(Лена Мирошниченко – Сашина жена)

Не сидел... Не привлекался...

Как ехал я домой к себе из лагеря,
То улыбался даже часовой.
Дымком пахнуло сладостно и радостно
Махорочки домашней крупяной.

От Магадана до деревни Рублево
На насыпи лежат сто тысяч шпал.
Те шпалы были лично мною рублены,
Тот щебень я в карьере добывал.

И вспомнилась деревня и речушечка,
Где раков под корягами искал,
Отца с маманей, да девчонку Ксюшечку,
А после суд, этап, лесоповал.

Смешное мое нынче положение,
Как будто кто комедию писал.
Звонком червонец плюс пять поселения,
Там, где зимуют раки, я узнал.

С папаней мне не выпить чарку-соточку,
К кресту небось тропинка заросла.
Не обнимать уж девочку – молодочку
Моим морозом дубленым костям.

Не свидеться мне больше с мамой родною,
С отцом в могиле рядышком лежит.
И лишь ко мне навстречу мама Родина
По рельсам под колесами бежит.

Как ехал я домой к себе из лагеря,
А дома – ни кола и ни двора.
Вот так-то причесала и пригладила
Сыночка эта Родина-страна.

Причина вся в том, что кружится Земля вокруг Солнца,
И вот потому закружилась моя голова.
Причина вся в том, что на сердце у самого донца,
Горстями черпать мне приходится эти слова.

А в этом колодце – жестянки, обрывки, осколки,
А над головой слабо светится неба пятак.
Вокруг темнота, я бреду, спотыкаясь в потемках,
Я здорово влип, но ведь я не загадывал так.

Неясен мой путь и мой след был в тумане запутан,
По тропам каким я блуждаю без памяти лет.
Ну где Гулливер, чтоб спасти лилипута,
Куинбус Флейстрин в зачарованной этой стране.

Кричи не кричи, надорвись ты от крика хотя бы,
Но нету спасенья от этой нежданной беды,
И нет кувшинá, что бы в нем – всемогущий Хоттабыч.
Ну хоть волосок из волшебной его бороды!

Сходить в поликлинику, сделать кардиограмму.
А может туда, где пред ликом лампадки горят?
Позвать колдунов, мастеров заговаривать раны,
И каждый по вере своей пусть исполнит обряд.

Посетовать ли, что такая мне выпала карма,
Желать исцеленья, а может, затянется так?
Такая болезнь это ведь не инфаркт миокарда,
И из-за нее не придется грузить в катафалк.

Живи как живешь, не тревожь ни себя, ни семейство,
Поел и поспал, день прекрасный и ночь хороша.
Но что-то внутри не находится вроде на месте,
Наверное, это и есть то, что значит – душа.

Январь 1997

Вот лежит на столе, только-только из пламени горна,
Точно знаю, что он – колосник даже стал золочен.
Не водой освежил, а вином пересохшее горло,
Опустился без сил и молитву неслышно прочел.

Я объездил весь мир, собирая и камни и травы,
Собирая слова, что звучат на чужих языках.
Изучал Каббалу, опасаясь жестокой расправы
То ли тех, то ли тех, – все едино, гореть в чьих кострах.

Он лежал предо мной и бесчисленно грани сверкали,
И в сравненьи со мной нищим был сам Гарун аль Рашид.
Не убудет с него – океан хоть залей коньяками,
Мне всего двадцать лет, а еще нужно вечность прожить.

Я был равен богам и тому, кто не в ночь будь помянут...
Ну а дальше то что, – создавать, сохранять, разрушать?
Триединый вопрос, как петля был на шее затянут.
Ну так что ж, время есть у меня, значит, мне и решать.

И вот так до утра я с собою бессмысленно спорил.
А потом поутру, только-только лишь стало светать,
Я на гору взошел, на высокую гору над морем
И развеял все в пыль, чтобы снова его отыскать.

17 декабря 1996